Вчера на площадке. Снимаем дубль за дублем. Ничего особенного. Режем герою горло. Ножом, с оттяжкой. Большим армейским ножом. Дубль, второй. Льем кровь. Кинокровь вообще дорогая штука, ей вот так не разбрасываются. Но у нас гримеры сами ее варят, по собственным рецептам, над которым мы постоянно работаем, совершенствуя его. Так вот льем. Режем. Снимаем дубли. Но вдруг дубле на четвертом актер, сидящий на стуле, в гриме, в холодном ангаре, поднимает на меня жалобные глаза, и тихим и пронзительным голосом:
— Ребята… У меня кровь уже в носки залилась…
И тут мне стало его жалко. По-настоящему. Промочили до пола. Живого артиста. Сняли дубль, и стали его спасать.
